От берегов Трои ветер отнес героя и его спутников к городу кико-пов, Измару, который они осадили; взяв его после непродолжительного сопротивления, они перебили всех мужчин и разделили между собой женщин и добычу. Осторожный Одиссей советовал сейчас же сесть на корабли и отплыть, но его легкомысленные спутники не вняли этому благоразумному совету и расположились на берегу, пируя около добычи. Между тем, ускользнувшие от избиения киконы снова собрались с силами, и, позвав на помощь соседей, напали на пирующих. Только поспешное бегство спасло их от гибели, но и то по шести человек с каледого корабля пало во время этого нападения. Затем они двинулись дальше, радуясь счастливому избавлению от смерти и горько оплакивая погибших товарищей.
Едва они успели отплыть на некоторое расстояние, как на них налетела посланная Зевсом буря. В течение девяти дней они носились беспомощно по морю, не зная, куда их гонит ветер, и только на десятый день море немного успокоилось, и они достигли берега лотофагов, т. с. людей, питающихся одними плодами лотоса.
Высадившись на берег и сделав запасы свежей воды, они послали двух товарищей на разведку. Те попали на народное собрание лотофагов и были очень дружелюбно встречены этим добродушным народом. Их угостили плодами лотоса, которые были слаще меда и обладали тем свойством, что человек, раз отведавший их, хотел навсегда остаться в этой стране. С ними случилось то же самое, и Одиссею пришлось силой привести их на корабли, что он и сделал, несмотря на слезы и просьбы оставить их на берегу.
Они отправились дальше и скоро прибыли в страну дикого народа циклопов. Циклопы не обрабатывали земли и, несмотря на это, у них произрастало все, что нужно для питания, ибо Зевс их благословил. Одиссей и его спутники провели целый день на берегу противолежащего острова, населенного дикими козами. Днем они охотились, а поздно вечером устроили себе пир, зажарив только что убитых животных и притащив захваченное в городе киконов старое вино.
На следующее утро Одиссею пришла в голову мысль посетить берег противоположного острова, и, выбрав несколько наиболее отважных товарищей, он отправился на своем корабле туда, ничего не зная о характерен образе жизни обитавших там циклопов. Высадившись на берег, он увидал выдолбленную в скале пещеру, обсаженную лаврами и обнесенную оградой из камней и стволов сосен и дубов.
В этом жилище обитал циклоп Полифем, человек гигантского роста и силы; отличаясь жестоким и злым характером, он жил совершенно один, не вступая ни с кем в сношение, и почти все время пас в отдаленных лугах свои стада. Одиссей взял с собой двенадцать товарищей, оставив остальных стеречь корабль, и отправился с ними к пещере. Чтобы расположить к себе циклопов, они захватили с собой всяких кушаний и лучшего вина, которое им дал жрец Аполлона в Измаре за то, что они не тронули его дом.
Когда они подошли к пещере, великана там не было, ибо он в это время пас стада; они безбоязненно вошли в пещеру и были поражены ее внутренним убранством. Вся пещера была заставлена корзинками с сыром, кувшинами с молоком, чанами и ведрами для доения; здесь же в пещере находились стойла, куда загонялся скот. Спутники Одиссея советовали ему скорее возвращаться назад, захватив как можно больше сыру, но Одиссею очень захотелось увидеть обитателя пещеры, и он решил дождаться его, предпочитая получить сыр из его рук. Поэтому они развели огонь, принесли жертвы и стали ждать возвращения циклопа, лакомясь сыром.
Наконец, он пришел, неся на своих могучих плечах громадную связку сухого хвороста. Он бросил связку на землю с таким грохотом, что испуганные пришельцы забились в самый дальний угол пещеры. Затем они увидали, как он вогнал в пещеру свой скот, оставив большую часть баранов и козлов наружи в огороженном месте.
Сделав это, он завалил вход в пещеру громадным куском скалы, который не могли бы сдвинуть с места двадцать запряженных четверкой повозок. Затем, опустившись на землю, он принялся доить своих коз и овец; часть молока он отставил в сторону, чтобы сделать из него сыр, другую же половину вылил в большой кувшин и оставил себе на ужин. Когда это все было сделано, он развел огонь и только в эту минуту заметил гостей. Те, со своей стороны, успели внимательно разглядеть его: у него, как и у всех циклопов, был только один сверкающий глаз, находившийся посреди лба, ноги были толсты, как ствол тысячелетнего дуба, а руки такой величины и силы, что он свободно мог играть гранитными скалами, как мячом.
— Кто вы, чужеземцы? — загремел он, подобно раскату грома в горах. — Откуда пришли вы сюда? Вы, верно, морские грабители, ищущие легкой добычи!
При звуке этого полоса страх проник в сердца гостей, но Одиссей скоро оправился и ответил великану:
— О, нет, мы греки, возвращающиеся на родину после разрушение Трои, мы сбились с дороги и вот припадаем к твоим коленям, умоляя тебя о помощи. Вспомни богов и выслушай нас, ибо Зевс покровительствует просящим о помощи и карает всех, кто причиняет вред им!
Но циклоп с презрением засмеялся и возразил Одиссею:
— Ты, должно быть, сущий глупец, чужеземец, и не знаешь, с кем ты имеешь дело. Неужели ты думаешь, что нас хоть сколько-нибудь пугают боги и их месть! Да что может сделать циклопу и сам Зевс и все боги с ним вместе? Если мое сердце не захочет, то я не пощажу ни тебя, ни твоих друзей. Однако скажи мне, где ты скрыл корабль, на котором вы явились сюда? Где он стоит на якоре?
Так спрашивал циклоп, полный жадности и коварства. Но Одиссей понял хитрость и осторожно ответил:
— Наш корабль потрясатель земли Посейдон бросил на камни недалеко от вашего берега и разбил его; спасся от погибели только я один с этими моими товарищами.
На это Полифем ничего не ответил; он протянул руку, схватил двух спутников Одиссея и, взмахнув ими, с такой силой ударил о землю, что из их голов брызнули кровь и мозг. Затем он начал пожирать их, отрывая один за другим их члены и терзая их так, как лев терзает свою добычу. Наевшись до отвала, он растянулся во всю свою длину на полу пещеры и захрапел. Одиссей сначала решил умертвить его, но скоро оставил эту мысль, так как это все равно не спасло бы их; действительно, у них не хватило бы сил отворотить камень, закрывавший вход в пещеру, и им пришлось бы погибнуть самой жалкой смертью. Поэтому, они оставили великана храпеть, и стали ожидать наступления утра, обдумывая новые планы.
На следующее утро циклоп, встав, развел огонь и опять начал доить овец; затем он схватил еще двух спутников Одиссея и, как вчера, растерзал и пожрал их. Потом отвалил камень, выгнал стада и, снова завалив вход, погнал их в горы, оставив гостей в смертельном страхе, так как каждый из них ожидал, что вечером наступит его очередь служить ужином циклопу.
Только один хитроумный Одиссей не терял мужества и строил всевозможные планы спасения; вдруг среди размышлений его взгляд упал на стоящую в углу пещеры дубину, которую циклоп срубил для себя и поставил сохнуть. При взгляде на нее в голове Одиссея созрел блестящий план освобождения. От этой дубины, равнявшейся по величине хорошей корабельной мачте, Одиссей отрезал кол такой толщины, чтобы его можно было взять в кулак, заострил его и острие обжег на огне, чтобы сделать его твердым. Затем он раскрыл товарищам свой план, который состоял в том, чтобы воткнуть этот кол в единственный глаз Полифема, когда он будет спать. Товарищи одобрили план и выбрали четырех наиболее сильных, которые вместе с Одиссеем должны были исполнить его.
К вечеру, когда уже у них все было приготовлено, явился ужасный хозяин. На этот раз он вогнал в пещеру все стадо, не оставив ничего на дворе. Он так же, как и накануне, подоил коз, развел костер и, поймавши еще двух гостей, поужинал ими. Когда он уже собрался ложиться спать, Одиссей подошел к нему, и, подавая захваченный им с корабля сосуд с вином, сказал:
— На, возьми и пей! Ты должен узнать, какой ценный налиток везли мы на нашем корабле. Я захватил с собой это вино, чтобы подарить его тебе, если бы ты имел сожаление к нам и хорошо обошелся с нами. Но ты оказался чудовищем, и да не посетит тебя еще раз какой-нибудь чужеземец, ибо ты несправедливо поступил с нами!
Циклоп взял чашу и, не произнося ни слова, опустошил ее одним жадным глотком. Восхищенный сладостью и крепостью напитка, он первый раз дружелюбно обратился к Одиссею:
— Странник, дай мне еще твоего вина и скажи мне, как звать тебя, чтобы я мог в свою очередь отблагодарить тебя таким же подарком, ибо и мы, циклопы, имеем вино в своей стране. Если же ты хочешь узнать, кого ты видишь перед собой, то меня зовут Полифемом.
Одиссей охотно дал ему еще пить; он три раза подносил циклопу полную чашу вина, и тот, не подозревая хитрости, каждый раз опустошал ее до дна. Когда вино ударило ему в голову, Одиссей, хитро улыбаясь, сказал ему:
— Ты хочешь знать мое имя? Меня зовут Никто, так звали меня мои родители и все мои друзья.
— В таком случай вот тебе мой подарок, Никто, — бормотал опьянев ший циклоп, — я пожру тебя под конец, после всех твоих товарищей. Ты доволен моим даром, Никто?
С этими словами он откинулся назад и через несколько минут уже-лежал на земле и храпел так, что дрожала вся пещера. Тогда Одиссей раскалил острый конец кола на огне, пока он не начал пылать, и с помощью четырех товарищей всадил его в глаз гиганта и несколько раз повернул там, подобно тому, как плотник ворочает какую-нибудь балку. Ресницы и брови были моментально спалены, а прорвавшийся глаз зашипел, как вода, в которую погрузили раскаленное железо. Циклоп, почувствовав страшную боль, взвыл так, что устрашенные герои, дрожа, забились в самый отдаленный угол пещеры.
Полифем, вскочив на ноги и вытащив торчащий у него в глазу кол, поднял новый ужасный крик, сзывая своих соплеменников, которые жили кругом него на горе. Те сбежались со всех сторон к пещере и стали спрашивать, кто обидел его.
— Никто! — рычал он в ответ им, — не чья-нибудь сила погубила меня, а моя собственная оплошность!
Циклопы, услыхав это, ответили ему:
— Чего же ты кричишь, если никто не виновен в том, что случилось с тобой? Ты, верно, болен, а в этом мы ничем не можем помочь тебе.
И с этими словами они разошлись по домам.
С наступлением утра циклоп, всю ночь метавшийся от боли по пещере, стал выпускать свой скот. Он отвалил камень, а сам сел у выхода, ощупывая руками каждую выходящую овцу, чтобы не выпустить вместе с ними своих пленников. Но хитроумный Одиссей и здесь нашел способ спасти себя и своих товарищей. Он отобрал баранов, отличавшихся наиболее густой и длинной шерстью и наиболее сильных, и незаметно связал их по трое, воспользовавшись для этого прутьями и стеблями, на которых спал Полифем; средний баран должен был тащить одного из пленников, который висел у него под брюхом, крепко держась за шерсть, два же крайних, идя до бокам, должны были скрывать его от рук циклопа. Сам Одиссей выбрал для себя наиболее сильного и густошерстого барана и, крепко вцепившись в его шерсть, повис под брюхом. Стадо, радуясь наступлению утра, толпясь, выходило из пещеры на луг. Циклоп заботливо ощупывал спину каждого проходящего барана, не догадываясь ощупать ему и брюхо. Последним в выходу подошел баран, тащивший Одиссея; сгибаясь под тяжестью своей ноши, он медленно двигался перед ощупывавшим его великаном; последний же, заметив медленность его движений, похлопывал его по спине и говорил ему:
— Ну, дружище, чего ты так тихо тащишься позади всех остальных? Ведь прежде ты всегда был впереди всех и у цветущего луга, и у прохладного ручья. Или тебя, может быть, огорчает вытекший глаз твоего господина? О, если бы ты имел разум и мог говорить, ты указал бы мне, в каком углу скрывается этот негодяй со своими приспешниками! О, тогда я оросил бы его мозгом эти стены, и мое сердце порадовалось бы за те мучение, которые этот проклятый Никто причинил мне!
Так сказал Полифем и выпустил барана. Так, все пленники очутились на свободе; когда стадо отошло на значительное расстояние от пещеры, Одиссей слез осторожно со своего барана и освободил всех остальных товарищей. Из двенадцати человек, отправившихся с Одиссеем, в живых осталось только семь, и они о глубокой радостью заключили друг друга в объятия, горько оплакивая погибших товарищей. Затем, стараясь не производить ни малейшего шума, они похитили несколько баранов и переправились с ними па ожидавший их возвращение корабль. И только, когда они отплыли от берега на расстояние крика глашатая, Одиссей напряг голос и крикнул стоящему у своей пещеры Полифему:
— Ну, циклоп, теперь отомщены тебе твои злодеяния, и ты сам узнал, что такое гнев Зевса!
Циклоп, услышав эти слова, взвыл от ярости и, оторвав громадный кусок скалы, швырнул его по направлению доносящегося к нему голоса. Удар был рассчитан очень верно, и скала едва не попала в корму корабля; однако, от ее падения море пришло в сильное волнение, образовавшимся течением корабль стало относить обратно в берегу, и гребцам пришлось напрячь все силы, чтобы спастись от летевших камней. Когда это удалось, Одиссей еще раз возвысил голос и крикнул Полифему:
— Слушай, циклоп, если какой-нибудь человек спросит тебя, кто выколол твой глаз, то ты можешь дать ему более верный ответ, чем ты дал своим соплеменникам! Можешь сказать ему, что тебя ослепил царь Итаки, Одиссей, разрушитель Трои.
Услышав это, Полифем заревел:
— Горе мне! Вот когда исполнилось древнее предсказание! Мне было предсказано, что меня ослепит какой-то Одиссей, но я думал, что это будет герой, равный мне по силе и величине, который сначала вступит в борьбу со мной и победит меня. А тут пришел этот негодяй и обратил в пепел мой глаз! Ну, и ты жди моей мести, Одиссей; я буду просить своего отца, Посейдона, чтобы он послал тебе в спутники хорошую бурю!
И, сказав это, он начал молить своего отца, чтобы тот не дал Одиссею возвратиться на родину.
— Пусть никогда не возвратится он, — молил Полифем, — или, по крайней мере, пусть потерпит на своем пути возможно больше несчастий и пусть дома его встретит одна нужда и горе!
С этими словами он оторвал еще одну скалу и швырнул ее вслед уезжающим, но те уже были далеко, и, радостно гребя, скоро прибыли на остров, где их с нетерпением ждали оставшиеся товарищи. Встреченные громкими криками радости, они прежде всего поделились с товарищами похищенными баранами; самого же большого барана, того, который спас Одиссея, они принесли в жертву Зевсу, но разгневанный бог не принял ее, ибо его воля была, чтобы из всех странников только один Одиссей достиг родины.
Но они ничего не знали об этом, и, беззаботные, сидели на берегу под лучами солнца и целый день пировали; затем легли на песок и спокойно спали под шум волн. Когда же небо опять окрасилось розовой утренней зарей, они сели к веслам и бодро начали грести по направлению к родине.
Скоро они достигли острова, которым правил Эол, сын Гиппота; у него было шесть сыновей и шесть дочерей, и он, счастливый и довольный, каждый день беззаботно пировал с ними. Добрый князь радушно встретил греков и задержал их у себя на целый месяц, заставляя их рассказывать о Трое, о могуществе греков и о приключениях, встретившихся им на пути. Когда они, наконец, собрались в дальнейший путь, он сердечно проводил их и подарил Одиссею толстый кожаный мех, в котором были заключены все ветры. Зевс сделал Эола управителем ветров, и теперь он, желая обеспечить путникам хорошее возвращение, заставил дуть самый тихий западный ветер. Путешествие их было очень счастливо, и на десятую ночь они уже были так близко от Итаки, что видели сторожевые огни, горевшие на берегу. Но в это время Одиссей, охваченный непобедимой усталостью, лег отдохнуть и заснул, его же спутники, желая узнать, что находится в том меху, который Одиссей получил в подарок от Эола, раскрыли его, надеясь увидеть там золото и серебро.
Но едва они развязали мешок, как из него неудержимо устремились наружу заключавшиеся там ветры. Сейчас же поднялась страшная буря, которая отбросила их опять в открытое море и понесла обратно на остров Эола; Одиссей, оставив своих спутников на корабле, отправился в сопровождении одного глашатая к чертогам повелителя ветров. Тот был очень удивлен их возвращением, а когда Одиссей рассказал ему, что с ним случилось, он поднялся с своего места и гневно воскликнул:
— Нечестивец! Тебя, очевидно, преследует месть богов. Иди же вон из моего дома, ибо я не могу помочь тебе!
С этими словами он прогнал просящего о помощи Одиссея, и тот, опечаленный, поплыл со своими товарищами дальше.
Наконец, они увидели берег какой-то страны и вошли в превосходную гавань, со всех сторон защищенную от ветров скалами. Выйдя на скалистый берег, они начали осматриваться: кругом нигде не было видно обработанной земли, и только вдали они заметили дым, поднимавшийся как будто от большого города. Чтобы узнать, где они находятся, Одиссей послал двух своих лучших друзей с глашатаем исследовать местность; посланные скоро вышли на дорогу, которая привела их на вершину лесистой горы, где был расположен город.
Около протекавшего здесь ручья они увидали девушку гигантского роста, которая на их вопросы ответила, что они находятся в стране ла-стригонов, город, который они видят перед собой, называется Телие-пилос, а сама она — дочь царя ластригонов.
Затем она проводила их ко дворцу отца и привела к матери; увидав ее, герои остолбенели от изумления, так как увидали перед собой женщину, равнявшуюся по величине горному утесу. Царица позвала сейчас же своего супруга, и тот, явившись, был очень обрадован видом гостей и, схватив одного из них, приказал зажарить себе на ужин, так как ласт-ригоны были людоедами.
Два других, полные безумного страха, бросились бежать к кораблям, чтобы известить товарищей о случившемся. Но царь сейчас же поднял на ноги весь город, и вот тысячи гигантов устремились к берегу, осыпая корабли греков кусками скал. Крики раненых, треск ломающихся мачт и снастей огласили воздух; только один корабль Одиссея, спрятанный за скалами, избежал губительных ударов ластригонов. Забрав всех, кого было можно спасти, Одиссей осторожно вывел корабль из гавани и поплыл дальше; все же остальные корабли с бесчисленным количеством убитых и раненых затонули.
Те, кому удалось спастись, сосредоточились все на корабле Одиссея, и скоро прибыли к острову Эйа. На этом острове жила прекрасная богиня, дочь бога солнца и Персы; она называлась Цирцеей и жила в прекрасном дворце, находившемся на острове. Они высадились на берег и мирно расположились на траве. На третий день Одиссей отправился осматривать остров; взобравшись на холм, он увидал дым, поднимавшийся из высокого дома, стоявшего в середине острова. Он не решился идти туда один и возвратился обратно, чтобы послать сначала разведчиков; на обратном пути он убил великолепного оленя, пробегавшего через лес к ручью, и принес эту добычу своим спутникам, которые сейчас же приготовили его и устроили общий пир. Когда пир был окончен и все хорошо подкрепились, Одиссей разделил своих товарищей на два отряда, и во главе одного из них стал сам, другой же поручил руководству своего друга Еврилоха. Затем был брошен жребий, который из этих двух отрядов должен идти к дому, замеченному Одиссеем: жребий пал на отряд Еврилоха, и уже скоро они подходили к прекрасному дворцу Цирцеи, расположенному в красивой долине. Когда они подошли ближе, то с ужасом и изумлением увидали волков и львов, мирно расхаживавших вокруг дворца.
Звери, заметив подошедших, медленно направились к ним, но не причинили им ни малейшего вреда; поэтому путники скоро ободрились и смело вошли в ворота дворца, из которого до их слуха долетал дивно-прекрасный голос Цирцеи, имевшей обыкновение петь зарабо-той. При приближении чужеземцев она встала с места и пригласила их войти. Только один Еврилох остался за воротами, так как предчувствовал в этой любезности коварство.
Тем временем Цирцея ласково ввела чужеземцев в свой дворец и усадила их на разукрашенные кресла; затем молодые служанки принесли сыр, молоко, мед и крепкое вино; в то время как они уже готовились приняться за угощение, Цирцея незаметно всыпала в готовящееся тесто особый порошок, обладавший свойством обращать людей в животных. Действительно, как только гости отведали предложенное им кушанье, они тотчас же превратились в свиней и с хрюканьем забегали по комнате. Волшебница приказала развести их по стойлам, находившимся около дворца, и бросить им желудей.
Еврилох, видевший все это, поспешил возвратиться к кораблям и рассказал Одиссею об ужасной судьбе, постигшей несчастных.
Выслушав его рассказ, герой сейчас же схватил свой меч и приказал вести себя ко дворцу; напрасно Еврилох, обнимая его колени, умолял его не ходить, напрасно он предсказывал ему, что его постигнет та же самая судьба: Одиссей остался непреклонен и быстрым шагом направился вперед.
Дорогой он встретил прекрасного юношу, в котором он по золотому жезлу, бывшему в его руках, сейчас же узнал Гермеса, посланника богов. Гермес взял его за руку и дружелюбно спросил:
— Куда ты так спешишь через этот лес? Ты хочешь освободить своих друзей от чар волшебницы Цирцеи? В таком случае я дам тебе средство, которое защитит тебя.
С этими словами он вырвал из земли черный корень и, подавая его Одиссею, продолжал:
— Этот корень поможет тебе противостать колдовству Цирцеи; она приготовит для тебя сладкое кушанье, в которое подмешает своего волшебного соку, по этот корень помешает действию сока. Когда она затем прикоснется к тебе своим жезлом, ты сейчас же обнажи свой меч и бросайся на нее, как если бы хотел убить ее! Тогда ты легко сумеешь заставить ее дать обещание, что она не причинит никакого вреда тебе, и после этого можешь, ничего не опасаясь, житьу нее сколько захочешь.
жребий пал на отряд Еврилоха, и уже скоро они подходили к прекрасному дворцу Цирцеи, расположенному в красивой долине. Когда они подошли ближе, то с ужасом и изумлением увидали волков и львов, мирно расхаживавших вокруг дворца.
Звери, заметив подошедших, медленно направились к ним, но не причинили им ни малейшего вреда; поэтому путники скоро ободрились и смело вошли в ворота дворца, из которого до их слуха долетал дивно-прекрасный голос Цирцеи, имевшей обыкновение петь зарабо-той. При приближении чужеземцев она встала с места и пригласила их войти. Только один Еврилох остался за воротами, так как предчувствовал в этой любезности коварство.
Тем временем Цирцея ласково ввела чужеземцев в свой дворец и усадила их на разукрашенные кресла; затем молодые служанки принесли сыр, молоко, мед и крепкое вино; в то время как они уже готовились приняться за угощение, Цирцея незаметно всыпала в готовящееся тесто особый порошок, обладавший свойством обращать людей в животных. Действительно, как только гости отведали предложенное им кушанье, они тотчас же превратились в свиней и с хрюканьем забегали по комнате. Волшебница приказала развести их по стойлам, находившимся около дворца, и бросить им желудей.
Еврилох, видевший все это, поспешил возвратиться к кораблям и рассказал Одиссею об ужасной судьбе, постигшей несчастных.
Выслушав его рассказ, герой сейчас же схватил свой меч и приказал вести себя ко дворцу; напрасно Еврилох, обнимая его колени, умолял его не ходить, напрасно он предсказывал ему, что его постигнет та же самая судьба: Одиссей остался непреклонен и быстрым шагом направился вперед.
Дорогой он встретил прекрасного юношу, в котором он по золотому жезлу, бывшему в его руках, сейчас же узнал Гермеса, посланника богов. Гермес взял его за руку и дружелюбно спросил:
— Куда ты так спешишь через этот лес? Ты хочешь освободить своих друзей от чар волшебницы Цирцеи? В таком случае я дам тебе средство, которое защитит тебя.
С этими словами он вырвал из земли черный корень и, подавая его Одиссею, продолжал:
— Этот корень поможет тебе противостать колдовству Цирцеи; она приготовит для тебя сладкое кушанье, в которое подмешает своего волшебного соку, по этот корень помешает действию сока. Когда она затем прикоснется к тебе своим жезлом, ты сейчас же обнажи свой меч и бросайся на нее, как если бы хотел убить ее! Тогда ты легко сумеешь заставить ее дать обещание, что она не причинит никакого вреда тебе, и после этого можешь, ничего не опасаясь, жить у нее сколько захочешь.
Сказав так, Гермес исчез, Одиссей лее задумчиво продолжал свой путь к дворцу волшебницы. Та ласково встретила его и, усадив на дивно изукрашенный троп, подала в золотой чаши волшебное питье. Как только он выпил его, она сейчас же прикоснулась к нему своим жезлом и громко воскликнула:
— Ну, а теперь иди к своим друзьям в свиной хлев!
Но Одиссей вместо того, чтобы обратиться в свинью, выхватил свой меч и грозно устремился на нее. Тогда Цирцея испуганно вскрикнула и, бросившись к его ногам, начала умолять его:
— О, горе мне! — говорила она, — кто ты, могучий муж? Может быть, ты Одиссей, о котором уже давно было предсказано мне? В таком случае вложи в ножны меч и будем друзьями!
Но Одиссей, не изменяя своего угрожающего положения, воскликнул:
— Поклянись прежде, что ты не причинишь мне никакого вреда!
Цирцея дала требуемую клятву, и тогда Одиссей спрятал свой меч и принял ее приглашение отдохнуть на острове. На следующее утро служанки Цирцеи, прекрасные нимфы, стали приготовлять пир; одни из них покрыли пурпуровыми тканями ложа и поставили перед ним стол, весь уставленный золотыми блюдами; другие готовили и разливали по кубкам вино, третьи грели в большом котле воду, чтобы усталый пут-пик мог освежиться и омыться перед принятием пищи.
Одиссей, умывшись и одев прекрасные одежды, явился к столу и сел на приготовленное ему место; но он не прикасался ни к одному из блюд, стоявших на столе, а молча и печально сидел против своей прекрасной хозяйки. Тогда Цирцея, заметив его печаль, спросила его, почему он так молчалив:
— Скажи сама, — ответил Одиссей, — разве может человек, имеющий справедливость в сердце своем, спокойно наслаждаться питьем и едой, когда его друзья находятся в беде! Если ты хочешь, чтобы я ел, то прежде освободи дорогих моему сердцу товарищей!
Цирцея не заставила долго просить себя; растворив стойла и выпустив находившихся там свиней, она с помощью другого сока обратила их опять в людей, даже более молодых и красивых, чем они были прежде. Со слезами радости на глазах, бросились они все к Одиссею и, пожимая ему руки, благодарили за свое спасение. Богиня же с ласковой улыбкой сказала ему:
— Ну, вот, дорогой герой, я исполнила твое желание. Теперь сделай и ты мне удовольствие: вытащи па берег корабль, и останься со своими спутниками некоторое время у меня!
Ее речь склонила сердце героя; он отправился на корабль и предложил оставшимся там товарищам вытащить судно па берег и некоторое время погостить у Цирцеи. Все с удовольствием согласились на это предложение, кроме одного Еврилоха, который начал ворчать:
— Неужели вы имеете такое большое желание погибнуть, что соглашаетесь остаться у этой колдуньи? Она превратит всех нас в свиней, и в этом отвратительном виде будет пасти перед своим домом!
Одиссей, разгневанный этими словами, уже выхватил свой меч, чтобы наказать ворчуна, но друзья вовремя схватили его за руки и уговорили простить Еврилоха.
После этого все они, не исключая и напуганного Еврилоха, последовали за Одиссеем в дворец Цирцеи, которая ласково встретила их, устроила им баню и дала им новые богато украшенные одежды. Каждый день устраивались богатые пиршества, и гости, очарованные любезностью хозяйки, незаметно для себя прожили у Цирцеи целый год. По истечении этого срока товарищи Одиссея начали все чаще и чаще поговаривать о том, что пора возвращаться на родину. Одиссей внял их просьбам и в тот же вечер стал умолять Цирцею, чтобы она позволила ему и его спутникам возвратиться на родину. Богиня открыла ему, что прежде он должен еще посетить царство теней и вопросить душу прорицателя Тиресия о своем будущем.
Услыхав эти слова, Одиссей начал горько жаловаться и спросил, кто же будет его провожатым в этом путешествии в подземный мир, которого не совершал еще ни один смертный.
— Пусть не беспокоит тебя это, — возразила богиня: — тебе только нужно поставить мачту, распустить парус, и северный ветер сам понесет вас, куда нужно! Как только ты достигнешь берега океана, омывающего всю землю, немедленно направляй к нему свой корабль. Выйдя на берег, ты сейчас же увидишь рощу Персефоны, в которой находится вход в подземное царство. Около этого входа выкопай яму и принеси в жертву умершим душам черного барана и черную овцу. И тогда души умерших окружат тебя и будут стараться отведать жертвенной крови; но ты охраняй ее мечом и не позволяй им приближаться к себе до тех пор, пока не вопросишь душу прорицателя Тиресия; она сама приблизится к тебе и даст желанный ответ относительно возвращения твоего на родину.
Эта речь несколько утешила Одиссея. На следующее утро он собрал своих товарищей и объявил им об отъезде. Однако отъезд не обошелся без несчастия. Младший из путников, Элькенор, опьяненный вином, улегся спать на плоской крыше дворца. Услыхав шум и крики сбиравшихся в дорогу товарищей, он проснулся и, забыв, где находится, побежал прямо на шум и упал па землю. Падая, он разбил себе голову, и его душа заняла место в царстве теней прежде, чем туда успели прибыть его товарищи.
Между тем, Одиссей, собрав вокруг себя спутников, сказал им: — Вы думаете, наверно, мои друзья, что мы едем прямо домой. Как это ни печально, но это не так; богиня Цирцея предписывает нам другой путь: мы должны прежде спуститься в царство теней!
Когда они услышали эти слова, их сердца наполнились горем, и они начали жаловаться и оплакивать свою судьбу. Но Одиссей, не взирая на их жалобы, приказал собираться в путь и следовать за ним на корабль. Цирцея велела тем временем принести на корабль две жертвенных овцы и снабдить героев на дорогу всякого рода съестными припасами, и затем с грустью проводила их. И вот мужи, скрывая горечь в своих сердцах, стащили корабль в воду и уселись за весла; благоприятный ветер, посланный Цирцеей, надул парус и понес их по широкому волнующемуся морю.Скоро достигли они рощи Персефоны и, по указанию Цирцеи, принесли свои жертвы. Как только кровь, брызнувшая из горла ягнят, оросила дно вырытой ими ямы, тотчас же из подземного мира вышли души умерших. Здесь были юноши и старцы, женщины и дети; были здесь и герои, покрытые кровавыми ранами; вся эта толпа с глухими стонами окружила жертвенную яму, наводя на мужей ужас своим видом. Одиссей же извлек свой меч и не позволял никому пить жертвенную кровь, пока он не вопросит душу Тиресия.
Прежде всего к нему приблизилась душа Элькенора, тело которого лежало еще непогребенным в жилище Цирцеи. Со слезами на глазах тень заклинала героя возвратиться на остров и совершить почетное погребение. Одиссей обещал, и тогда к нему приблизилась душа его умершей матери, Антиклеи, которая была еще жива в то время, когда он отправлялся под Трою. При виде ее он готов был проливать слезы от жалости, но, однако, и ей он запретил пить жертвенную кровь, ибо он увидел вдали приближавшуюся к нему тень прорицателя Тиресия. Она сразу узнала Одиссея и, подойдя, сказала:
— Отними твой меч от ямы, благородный сын Лаэрта, чтобы мне можно было отведать жертвенной крови, и тогда я предскажу тебе твою судьбу.
Одиссей вложил свой меч в ножны и отошел от ямы; тогда тень выпила крови и начала прорицать:
— Бог сделает трудным для тебя возвращение в отечество; ты не можешь отвести от себя гневную руку потрясателя земли, Посейдона, тяжело оскорбленного ослеплением своего сына, Полифема. Однако, возвращение все-таки доступно тебе, если ты сумеешь удержать в подчинении своих спутников. Прежде всего, вы достигнете острова Три-накрии и, если не тронете священные стада бога солнца, то возвращение будет легко для вас. Но если вы убьете их, то я предсказываю полную гибель и твоему кораблю, и твоим спутникам; а сам ты, если и избежишь гибели, то возвратишься в Итаку еще не скоро и притом на чужом корабле. Также и на родине тебя будут преследовать новые несчастия: высокомерные люди будут расхищать твое имущество и попытаются вступит в брак с твоей женой. И только, когда ты победишь и умертвишь их, только тогда тебе улыбнется спокойное счастье и наступит для тебя мирная старческая смерть.
Таково было предсказание Тиресия. Одиссей поблагодарил его и, показывая на стоявшую вдали тень своей матери, спросил: — Видишь, там сидит душа моей матери, но она не говорит ни слова и не смотрит на меня. Скажи, что сделать мне, чтобы обратить на себя ее внимание?
— Всякий, кому ты позволишь отведать жертвенной крови, будет говорить с тобой и откроет тебе всю правду, — ответил Тиресий и с этими словами исчез.
На его место подошла тень Аптиклеи и стала пить кровь; затем, вскинув свои отуманенные слезами глаза на сына и узнав его, она произнесла:
— Милый сын, как мог ты живым спуститься в эту мрачную область смерти? Неужели ты все еще блуждаешь до сих пор после падения Трои?
Одиссей ответил на ее вопросы и спросил ее, что делается дома и как живет его жена.
«Твоя супруга, — ответила Антиклея, — плачет и ждет тебя, храня верность. Твой скипетр находится в руках сына твоего Телемака. Твой отец Лаэрт покинул город, живет в поле и всю зиму спит на соломе, оплакивая твою судьбу. Сама я умерла от горя и тоски по тебе!
Так говорила она, и сердце Одиссея готово было разорваться от жалости; когда же он протянул свои руки, чтобы заключит ее в объятия, то она исчезла, как сновидение. Вместо нее подошли другие тени, которые отведывали крови и рассказывали Одиссею свои истории. И вдруг среди этих теней появился образ, заставивший вздрогнуть Одиссея; к ямс-медленно приблизилась тень предводителя народов Агамемнона. Отведав крови и узнав Одиссея, тень начала проливать горькие слезы.
— Благородный Одиссей, — сказала она, — не гнев колебателя земли, Посейдона, обрушившийся на тебя, был причиной моей гибели. Едва я успел вступить в дом свой, как моя вероломная жена Клитемнестра и ее преступный сообщник Эгист умертвили меня. Поэтому и тебе я дам совет не доверять жене и быть осторожным с ней! Лучше всего, пристань тайно к берегу Итаки и сначала разузнай все, ибо нельзя верить ни одной женщине!
С этими словами тень повернулась и исчезла. К Одиссею же подошли души Ахилесса и его друга, Патрокла, Антилоха и гиганта Аякса. Первым отведал крови Ахилесс; узнав Одиссея, он начал расспрашивать сто, как тот попал сюда. Одиссей ответил и, в свою очередь, спросил славнейшего из героев о том, как ему живется в преисподней и продолжает ли он здесь быть повелителем душ. На это Ахиллес с горечью ответил:
— Не говори ничего утешительного о смерти, Одиссей! Лучше желал бы я быть последним поденщиком на земле, чем властвовать здесь над всем сонмом мертвых.
Другие герои также подтвердили сто слова. Только тень Аякса, побежденного некогда Одиссеем, гневно отвернулась от пего. Напрасно он ласковыми и кроткими словами старался удержать ее и получить какой-нибудь ответ на свои вопросы, тень, ни слова не отвечая, повернулась и затерялась в темноте среди других теней.
Также увидел здесь Одиссей и тени давно погребенных героев — Милоса, Титиоса, Тантала. Видел он и тень Сизифа, мучавшегося над бесполезной работой: он вкатывал громадный камень на гору, но как только он достигал вершины, камень выскальзывал из его рук и скатывался назад. Там же была и тень Геракла, но только одна тень его, ибо сам он, как супруг Гебы, вел блаженную жизнь среди богов. Тень же его стояла мрачная, как ночь, и держала стрелу на натянутой тетиве лука, как будто бы он хотел спустить ее; через его плечо была перекинута чудная перевязь.
Скоро исчезли и эти души, и па их место появился целый сонм новых. Одиссей мирно беседовал с Тезеем и его другом Перифоем, но в это время к нему приблизились бесчисленные толпы других душ, и он в страхе покинул расщелину и направился обратно к берегу океана.
Отсюда он, согласно обещанию, данному Элькенору, заехал на остров Цирцеи. Предав земле останки несчастного, они запаслись припасами и, сопровождаемые добрыми пожеланиями Цирцеи, двинулись дальше.
Через несколько дней они уже подплывали к острову сирен. Это были нимфы, очаровывавшие своими прекрасными голосами всякого, кому приходилось слышать их пение. Они сидели на зеленом берегу и начинали петь свои песни всякий раз, как замечали проезжающий мимо корабль. Но горе было тому, кто прельщался их пением и направлял к ним свой путь, — ему грозила неминуемая смерть; корабль останавливался совершенно неподвижно около острова, ибо ветер переставал дуть и море становилось спокойным, как зеркало.
Приближаясь к этому острову, странники сняли паруса, сложили их и сели за весла, чтобы провести корабль без остановки мимо опасного места. Одиссей залепил им уши воском, чтобы они не могли слышать пения, самого же себя приказал привязать веревками к мачте. Сделав эти приготовления, они смело двинулись дальше. Как только сирены, имевшие вид обольстительных молодых девушек, заметили плывущий мимо корабль, они сейчас же уселись на берегу и запели своими чистыми голосами невыразимо прекрасную песню о Трое. При звуках этой песни сердце Одиссея готово было выпрыгнуть из груди от неудержимого желания слушать ее, и он знаками приказывал своим товарищам освободить его. Но те только еще сильнее налегли на весла, а двое из них, Еври-лох и Перимед, еще крепче привязали Одиссея. И только когда голоса обольстительниц совсем перестали доноситься до них, только тогда они вынули воск из ушей и освободили Одиссея.
Но впереди их ждала еще более грозная опасность; это была так называемая Харибда, громадный водоворот, возникавший три раза в день. Корабль, попадавший в этот водоворот, неминуемо гиб, увлекаемый в морскую пучину. Напротив находилась совершенно гладкая и неприступная скала, имевшая на вершине большую пещеру; в этой пещере жило страшное шестиглавое чудовище Сцилла; головы этого бессмертного чудовища были выставлены всегда наружу и неумолимо хватали и пожирали все, что проплывало мимо скалы. Если корабль, чтобы избежать водоворота, приближался слишком близко к Сцилле, то ее головы вытягивались и хватали с палубы сразу шесть человек; если же корабль, желая избежать этого, слишком приближался к Харибде, то водоворот увлекал его, и он гиб в морской пучине.Одиссей рассказал своим спутникам о той опасности, которую представляет Харибда, но предусмотрительно умолчал о Сцилле; он боялся, что они от страха спрячутся во внутреннюю часть корабля, и корабль разобьется о скалы. Сначала он повел свой корабль ближе к Харибде, но затем, как только заметил, что корабль начинает увлекать течением, повернул его ближе к Сцилле; и к ту же самую минуту шесть человек были похищены страшным чудовищем и пожраны им прежде, чем успели вскрикнуть о помощи.
Но зато все другие счастливо проскользнули мимо этой двойной опасности и поплыли дальше. Теперь перед ними лежал освещенный солнцем остров Тринакрия, и они уже ясно слышали мычание священных быков бога солнца. Одиссей, памятуя о предсказании Тиресия, объявил своим спутникам, что они должны проехать мимо острова, не останавливаясь на нем, так как там их ожидает большое несчастье. Но это приказание сильно огорчило его спутников, и Еврилох сердито заявил: — Ты, однако, несносный человек, Одиссей! Почему ты не хочешь позволить нам, уставшим от опасностей, отдохнуть хоть немного на твердой земле и насладиться свежей пищей и питьем? Позволь нам, по крайней мере, хоть эту ночь провести на берегу, который так гостеприимно манит нас к себе!
Одиссей уступил их просьбам, но взял с них клятвенное обещание не убивать священных быков бога солнца. Они охотно дали требуемую клятву и, высадившись на берег, быстро приготовили себе ужин.
Оставалось уже немного времени до рассвета, как вдруг Зевс послал ужаснейшую бурю, заставившую их спрятать в пещеру свой корабль. Целый месяц путники были принуждены оставаться на острове, так как непрерывно дул сильный южный ветер. Пока запас пищи, данный Цирцеей, не истощился, все шло хорошо, и они не терпели никакой нужды. Но когда все запасы были уничтожены, люди начали сильно страдать от голода, пробавляясь только рыбной ловлей и охотой на птиц. Одиссей, не зная, что предпринять, отправился бродить по острову в надежде встретить какого-нибудь бога, который мог бы помочь ему.
Когда он был уже далеко, поднялся Еврилох и дал своим товарищам губительный совет.
— Выслушайте меня, друзья! — сказал он. — Ничего не может быть ужаснее голодной смерти! Что же мешает нам принести в жертву богам наиболее сильных из этих быков Гелиоса, а мясо остальных употребить для того, чтобы спасти себя от голодной смерти! Если мы достигнем Итаки, то мы сумеем умилостивить бога, воздвигнув ему великолепный храм. Если же он в гневе нашлет на нас бурю, то я предпочитаю умереть, борясь с волнами, чем погибать жалкой смертью на этом острове.
Эти слова пришлись всем по душе. Они сейчас же изловили пасшихся невдалеке быков, зарезали их и принесли часть их в жертву богам.
Остальное же мясо они насадили на вертела и начали жарить, приготовляя себе обед. Когда возвратившийся Одиссей увидал, что они сделали, он воздел руки к небу и произнес, горько жалуясь:
— О, отец Зевс, на какое дело отважились мои спутники, воспользовавшись моим отсутствием! — и с этими словами начал бранить своих товарищей, но уже было поздно, и ни что не могло исправить совершенного преступления.
Ужасные предзнаменования сопровождали его: кожа убитых животных шевелилась, как живая, а сырое и полуобжаренное мясо издавало звуки, подобные реву быков.
Однако голодных странников не смутило это, и они спокойно пировали в течение шести дней. На седьмой же день непогода утихла, и они, взойдя на корабль и поставив паруса, поплыли в открытое море. Но как только они потеряли из виду твердую землю, Зевс-громовержец окутал небо черными облаками, и море внезапно потемнело. Налетевший порыв урагана порвал оба каната, державшие мачту, и она со страшным шумом и треском повалилась назад, раздробив голову кормчего. Вслед за этим на корабль упала молния, сопровождавшаяся оглушительным громом; корабль раскололся надвое, и все мужи попадали со своих мест в море и скоро бесследно исчезли в бушующей морской излучине. На корабле остался только один Одиссей; увидав, что волны оторвали от корабельных боков киль, и он в своем падении увлек за собой и лежавшую на нем мачту, Одиссей быстро связал их плотным кожаным ремнем и, крепко обхватив руками, отдался во власть бушевавших волн. Девять дней носился он по широкому морю, но на десятый милостивые боги выкинули его на остров Огигию, где жила прекрасно-кудрая нимфа Калипсо. Она ласково приняла героя и ни за что не хотела отпускать его дальше.
Семь лет он не мог порвать уз, которыми она привязала его к себе, хотя печаль и горе терзали его сердце, всеми силами стремившееся к родине. Наконец, Афина Паллада сжалилась над своим любимцем: однажды, когда на совете богов не было врага Одиссея, Посейдона, она начала просить Зевса сжалиться над многострадальным странником и разрешить ему вернуться на родину. Ее просьба была выполнена Зевсом, и быстрый вестник богов, Гермес, поспешил на своих крылатых сандалиях на остров Огигию и приказал нимфе отпустить героя. <
p>Одиссей, ликуя, сейчас же принялся строить плот и через четыре дня был уже совсем готов к отплытию. Калипсо снабдила его на дорогу съестными припасами, и он, полный мужества, пустился в путь.Но скоро его заметил Посейдон; он яростно тряхнул головой и, взмахнув своим трезубцем, поднял ужасную бурю. Бурные волны подхватили плот Одиссея и начали кидать его из одной стороны в другую; несколько раз они сбрасывали его с плота, но ему каждый раз удавалось вновь взбираться на него.
Так он носился по произволу волн, пока, наконец, морская богиня, Лейкотея, не сжалилась над ним; приняв вид нырка, она уселась на край плота и сказала Одиссею: — Сбрось свою одежду, Одиссей, окутай себя моим покрывалом и тогда смело бросайся в волны!
Одиссей послушался ее совета и, надев на себя покрывало, спрыгнул с плота и уселся верхом на одно из бревен, оторвавшихся от него. Два дня носили его волны, и только на третий день прибили к какому-то берегу. Обеими руками он ухватился за выдававшуюся в море скалу, но новая набежавшая волна оторвала его и унесла обратно в море. Тогда он поплыл вдоль берега, и скоро нашел спокойную бухту, в которую вливалась маленькая речка. Работая изо всех сил, он достиг, наконец, земли, но тут силы окончательно оставили его. Без дыхания упал он на землю; из ушей и рта его полилась морская вода, и, окончательно истощенный, он впал в беспамятство. Придя через некоторое время в сознание, он снял с себя покрывало Левкотеи и бросил его опять в волны; затем упал на землю и долго целовал ее. Почувствовав холод от предутреннего прохладного ветра, он спустился с холма и решил укрыться в ближайшем лесу. Без труда нашел он там тихое место между двумя олеандрами, имевшими такую густую листву, что ни солнечные лучи, ни дождь не могли проникнуть сквозь нее; устроив себе ложе из опавших листьев, он улегся на нем, прикрыл себя сверху листьями, и скоро освежающий сон сомкнул его веки и заставил забыть перенесенные страдания.
Тем временем его покровительница, Афина, оставив его спать, принялась заботиться о его дальнейшей судьбе. Прежде всего, она отправилась в главный город феаков, на остров которых, Схерию, был выброшен Одиссей; там жил благородный и мудрый царь, к дому которого и направилась богиня.
Она разыскала спальню Навзикаи, дочери царя, подобной бессмертным богиням своей красотой и прелестью. Афина тихо, как дуновение ветерка, подошла к ложу спящей девушки и, приняв вид одной из ее подруг, сказала ей:
— Лентяйка, как будет бранить тебя твоя мать, если ты не позаботишься о своих прекрасных одеждах, лежащих невымытыми в шкафу! Вставай и отправляйся с утренней зарей мыть их! Я помогу тебе. Знай, что уже не долго осталось тебе быть необрученной, что самые благородные из народа сватаются за тебя!
И с этими словами она покинула девушку, которая быстро поднялась с своего ложа и поспешила к родителям. Встретив в дверях своего отца, который встал еще раньше ее, она схватила его руку и, ласкаясь, стала просит его:
— Отец, прикажи запрячь для меня повозку, чтобы я могла поехать на реку вымыть свои одежды.
Отец охотно исполнил ее просьбу и приказал своим слугам запрячь для нее обширную повозку. Навзикая умела искусно править, схватила вожжи и погнала мулов к тихому берегу реки. Здесь служанки отпрягли мулов, пустили их пастись по траве, а сами понесли одежды к бассейну, нарочно сделанному для мытья. Тщательно выстирав белье, они развесили его сушиться на морском берегу, выкупались сами и стали есть захваченные из дома съестные припасы.
Насладившись едой, молодые девушки затеяли танцы и игру в мяч на лугу, и сама Навзикая приняла в этом деятельное участие. Все шло очень хорошо, но вдруг мяч, отклоненный незаметно рукою Афины, попал в воду. Все играющие подняли страшный крик, и Одиссей, спавший недалеко, пробудился.
Осторожно поднявшись, он отломил густолиственную ветвь и, прикрыв ей свою наготу, выступил из темноты леса и в таком виде предстал перед девушками.
Он был еще покрыт морским илом, и девушки, приняв его за морское чудовище, в страхе разбежались в разные стороны; только одна Навзикая осталась стоять на месте, ибо Афина вдохнула мужество в ее сердце. Одиссей, между тем, раздумывал, обнять ли ему колени девушки или издалека умолять ее о помощи. Он счел последнее более приличным и, простирая руки, сказал ей:
— Кто бы ни была ты, богиня или смертная, я прибегаю к тебе с мольбой о помощи! Будь милостива ко мне, ибо невыразимо велики мои несчастия. Застигнутый бурей, носился я по морю и был выброшен, в конце концов, на этот берег, где я никого не ;шаю, и где меня никто не знает. Сжалься надо мной, дай мне какую-нибудь одежду, чтобы прикрыть тело, и покажи город, в котором ты живешь. И пусть всемогущие боги пошлют тебе за это все, что угодно твоему сердцу, хорошего супруга, дом, мир и спокойствие!
— Чужеземец, — ответила на это Навзикая, — ты кажешься мне весьма разумным мужем, и раз ты обратился ко мне, то ты не получишь отказа ни в одежде, ни в чем другом, что будет нужно тебе. Я покажу тебе наш город и скажу имя нашего народа; в этой стране живут феаки, я же сама дочь царя Алкиноя.
Так сказала она и приказала своим девушкам дать ему одежду; они, все еще полные страха, медленно исполнили ее приказание и, найдя среди одежд мантию и хитон, положили их около него. Когда они отошли, герой смыл со своего тела грязь и морскую тину и одел чистые одежды, которые пришлись ему как раз в пору. Кроме того, его покровительница Афина наделила его божественной красотой, так что он стал гораздо красивее, сильнее и выше, чем был прежде.
Навзикая с удивлением заметила эту перемену, и сказала, обратившись к своим служанкам:
— Наверно, кто-нибудь из богов помогает этому человеку, и, наверно, это боги послали его в страну феаков. Как непригляден он был, когда мы только что увидали его, а теперь он подобен бессмертным богам! Вот если бы такой муж жил среди нас и сделался бы моим супругом! Ну, а теперь, девушки, дайте чужеземцу подкрепиться едой и питьем!
Когда Одиссей насладился долгожданной пищей, служанки уложили высохшие одежды обратно в повозку, и Навзикая заняла на пей свое место. Чужеземца же она попросила следовать за ней сзади пешком вместе со служанками.
— Когда я нахожусь близ города, — сказала она ему, — я стараюсь сделать все, чтобы избежать болтовни людей. Если бы нас встретили вместе, то, наверно, стали бы говорить: «Что это за прекрасный чужеземец рядом с Навзикаей? Где она нашла его? Это, наверно, ее супруг!» А такие разговоры были бы стыдом для меня. Поэтому, когда мы достигнем рощи, посвященной Афине, то ты останься там и жди, пока мы не въедем в город. Тогда смело следуй за нами, и ты легко разыщешь чудесный дворец моего отца, ибо он выдается из числа всех прочих домов. Войдя в него, обними прежде всего колени моей матери. Если она захочет помочь тебе, то ты можешь быть уверен, что снова увидишь родину своего отца.
Так сказала Навзикая и погнала мулов, но медленно, чтобы Одиссей и служанки могли поспеть за пей. В указанном месте Одиссей отстал от них и принес горячие молитвы своей покровительнице Афине.
Навзикая уже достигла дворца своего отца, когда Одиссей вышел из рощи и направился к городу. Афина не оставляла его своим покровительством и не переставала помогать ему. Она окружила его туманом, сделав невидимым, а сама в образе девушки предстала перед ним около самых ворот города.
— Дочь моя, — обратился к пей Одиссей, — не можешь ли ты указать мне дорогу к жилищу царя Алкиноя!
— Охотно, добрый человек, — ответила она, — мой великий царь живет совсем близко отсюда. Но только иди осторожнее, ибо люди моей страны не особенно любят чужеземцев.
С этими словами она быстро пошла вперед, и через короткое время Одиссей уже стоял перед дворцом царя.
Большой прекрасный дом Алкиноя сиял, как солнце. Начиная с самого порога, внутрь дома шли две медных стены; вход в жилище запирался золотой дверью, по бокам которой стояли две собаки работы Гефеста, одна золотая, другая серебряная, и охраняли вход. Снаружи к дому примыкал роскошный сад с деревьями, покрытыми грушами, смоквами и гранатами; на другом конце сада были расположены пышно устроенные грядки с цветами, а через весь сад протекали два освежающих воздух источника.
Одиссей, налюбовавшись всеми этими чудесами, поспешил в залу царя. В это время там собрались для пиршества знатнейшие мужи феаков; скрытый от их взоров туманом, Одиссей прошел мимо них и достиг трона, где сидела царская чета. Там туман, по мановению Афины, рассеялся, и он, опустившись на колени перед царицей, начал молить ее:
— О, Арета! Умоляя, лежу я у твоих ног и у ног твоего супруга. Уже-давно скитаюсь я по морям в тяжкой разлуке со всеми близкими. Да пошлют вам боги счастье и долгую жизнь, если вы устроите мне, бедному скитальцу, возвращение на родину!
Так сказал герой и сел на пепел, лежавший около очага. Все феаки молчали, пока, наконец, седой герой Эхеной не произнес, обратившись к царю:
— Поистине, Алкиной, не подобает чужеземцу сидеть на пепле. Позволь ему занять место рядом с нами за столом. И пусть глашатаи смешают вино, чтобы мы могли совершить жертвенное возлияние Зевсу, покровителю странников; гость же наш пусть насладится тем временем пищей и напитками.
Эта речь понравилась царю, и он, подняв героя за руку, усадил его в кресло рядом с собой. Совершив жертвенное возлияние Зевсу, собрание поднялось, и царь пригласил всех к подобному же празднеству на другой день; но прежде чем они разошлись, он обещал чужеземцу сделать все, чтобы помочь ему возвратиться на милую родину.
Когда гости покинули зал, и чужеземец остался наедине с царской четой, царица, узнав в прекрасной одежде странника свою собственную ткань, спросила у него, где он достал ее. В ответ на это Одиссей правдиво рассказал ей о своих приключениях, о своей последней несчастной поездке и о встрече на морском берегу с Навзикаей; при этом он так расхвалил ее мужество, что царь и царица только радовались в сердце своем, слушая его рассказ.
— Если бы боги позволили, чтобы такой муж, как ты, сделался супругом моей дочери, то я охотно отдал бы тебе и свой дом, и свои богатства, лишь бы ты остался! — сказал Алкиной. — Но Зевс не позволяет мне принуждать тебя к этому! Поэтому, если ты хочешь, я завтра же устрою тебе возвращение на родину.
С глубокой благодарностью выслушал Одиссей это обещание и, простившись со своими хозяевами, вкусил отдых на мягком ложе.
С восходом утренней зари Алкиной и Одиссей, очнувшись ото сна, отправились на площадь и сели на дивно обделанные камни. На площади еще никого не было, и только Афина в образе глашатая ходила по улицам города, приглашая встречавшихся ей жителей на народное собрание. Скоро все проходы и места на площади были наполнены сбежавшимися гражданами, которые с изумлением смотрели на мужественную красоту и величественную осанку Лаэртова сына. Царь в торжественной речи объяснил народу, что просит у него чужеземец, и предложил гражданам предоставить в его распоряжение хороший корабль с гребцами. Затем он пригласил народных старейшин на торжественный пир и приказал позвать на него божественного певца Демодока.
Тотчас же по окончании народного собрания юноши снарядили корабль, поставили на нем мачту и парус и все приготовили к отплытию. Сделав это, они направились во дворец, где уже все залы и дворы были заполнены приглашенными и куда был также приведен и певец Демо-док. Когда торжественный пир пришел к концу, поднялся Демодок и запел песню, в которой воспевались подвиги Одиссея и Ахиллеса — героев, имена которых в то время были у всех на устах.
Как только герой услыхал свое собственное имя, он скрыл в одежде свою голову, не будучи в состоянии удержать слез, катившихся по его ланитам. Царь, сидевший близ него, услыхал его тяжкие вздохи и, прекратив пение, приказал почтить иноземца военными играми. Сейчас же все устремились па площадь, где и начались состязания, в которых принимало участие много благородных юношей и среди них три сына Алкиноя. Прежде всего, они испытали свои силы в беге; по данному знаку бросились они вперед к намеченной цели; первым достиг ее Кли-тоней. Далее они упражнялись в борьбе, метании дисков и кулачном бою, в котором победителем вышел Лаодам.
Окончив борьбу, Лаодам обратился к Одиссею и произнес:
— Однако теперь мы хотели бы посмотреть, насколько сам чужеземец опытен в наших состязаниях. Если нужда и бедность и истощили его тело, то все-таки у него нет недостатка в силе; поэтому я вызываю его состязаться со мной в беге.
Одиссей возразил на это:
— Должно быть, вы хотите оскорбить меня, юноши, если требуете этого. Печаль гложет меня, и в моем сердце совсем нет желания состязаться с вами. Возвратиться скорее на родину — вот все, чего я хочу теперь.
На это Эвриал дерзко возразил:
— Не похож ты, странник, на человека, опытного в военных состязаниях; скорее смахиваешь ты на развозящего товары купца, но никак уж не на героя.
Тогда Одиссей, пылая гневом, сказал:
— Я — не новичок в беге и побеждал в нем самых искусных, пока мог полагаться на свою силу и молодость. Теперь битвы и бури утомили меня, но твои слова возбудили мое сердце, и я хочу-таки испытать себя!
Так сказал Одиссей и поднялся со своего места. Схватив диск, превосходивший своей величиной и тяжестью те, которыми упражнялись феакийские юноши, он с силой метнул его. Все окружавшие невольно пригнули головы, и диск, пролетев со свистом, упал далеко дальше поставленной цели.
Афина, приняв образ феакийского старца, отметила, где упал камень, и при этом сказала:
— Твой знак, чужеземец, отличит и слепой — так далеко лежит он от всех остальных. Можешь быть уверен, что в этом состязании никто не победит тебя.
Одиссей обрадовался ласковому слову неизвестного друга и сказал, обратившись к юношам:
— Ну, вы, так оскорбившие меня, попытайтесь-ка сделать то же самое! И идите сюда, будем состязаться в какой угодно борьбе, посмотрим, кто кого одолеет!
Но юноши, услыхав это, робко промолчали, и тогда возвысил свой голос царь: — Поистине, странник, ты вполне доказал нам свое искусство, и теперь никто, конечно, не посмеет сомневаться в твоей силе. Но, однако, когда ты будешь сидеть у своей супруги, окруженный детьми, вспомни также и наше искусство. Мы не очень искусны в кулачном бою или борьбе, но зато никто не победит пас в искусстве бега и мореплавании. Любим мы также роскошные обеды, пение, музыку, пляску, богато украшенные одежды, освежающие бани и мягкое ложе. Но пусть он увидит сам! Пригласите сюда певцов и лучших феакийских плясунов, чтобы он, увидев, мог порассказать о пас у себя дома в кругу друзей. И принесите арфу Демодока!
— Сейчас же была принесена арфа, и певец начал веселую песню, под звуки которой два лучших феакийских плясуна стали танцевать так грациозно и красиво, как еще никогда не приходилось видеть Одиссею. Восхищенный, обернулся Одиссей к царю, чтобы выразить ему свое удивление:
— И в самом деле, Алкиной, — сказал он, — ты можешь похвалиться искуснейшими плясунами в мире!
По душе пришлись эти слова Алкиною.
— Слушайте, — воскликнул он, — как чужеземец говорит о нас. Он —
человек весьма разумный и заслуживает того, чтобы мы принесли ему дары. Двенадцать князей и я сам, тринадцатый, дадим ему в дар по мантии и хитону каждый.
Слова эти были встречены всеобщим одобрением, и глашатай отправился собирать подарки. Затем все дары были уложены в чудный ларец, данный Аретой, и отнесены в царские палаты. Там царь прибавил к мим еще другие дары и, между прочим, чудный золотой сосуд. Одиссей замкнул ларец и, освежившись в теплой ванне, хотел опять возвратиться в общество мужей. Но па пороге двери, ведущей в залу, он заметил Навзикаю, которую не видел с самого своего прихода в город. Теперь она стояла и поджидала его, желая проститься с благородным гостем.
— Да будет над тобой благословение богов, благородный странник! — сказала она, тихо останавливая его. — Вспомни обо мне, когда будешь в стране своих отцов, ибо мне ты обязан своей жизнью!
— Благородная Навзикая! — с волнением ответил ей Одиссей. — Если только всемогущий Зевс дозволит мне увидеть день моего возвращения, то знай, что каждый час я буду вспоминать о тебе, моей спасительнице, как о богине.
С этими словами он вошел в залу и сел рядом с царем. Слуги, между тем, уже позаботились нарезать мяса и разлить вино. Был также приведен и слепой певец Демодок, и теперь он сидел на своем месте, около колонны, стоящей посреди залы. Одиссей, увидев его, отрезал от спины лежавшей перед ним зажаренной свиньи лучший кусок мяса и, подозвав глашатая, сказал ему:
— Друг, передай певцу этот кусок. Хотя я и сам нахожусь в изгнании, но все-таки мне хочется сделать ему что-либо приятное. Ведь певцы пользуются уважением всех людей, ибо сама Муза обучила их пению.
После пира Одиссей еще раз обратился к Демодоку:
— Я прославлю тебя перед всеми смертными, ибо Аполлон и музы научили тебя дивным песням. Спой нам теперь песню о деревянном коне и о том, что делал при этом Одиссей.
Певец с радостью исполнил его просьбу, а герой, услышав, как прославляют его подвиги, опять начал тайно проливать слезы. Но Алки-ной заметил это и дал знак певцу остановиться.
— Лучше пускай совсем замолкнет твоя арфа, — сказал он, — ибо, не каждому здесь она доставляет радость. С тех пор как раздались звуки песни, наш гость не перестает предаваться печали; а ведь для каждого человека, имеющего сердце, гость должен быть так же дорог, как и брат. Ну же, милый гость, скажи нам, наконец, кто твой отец и где твоя родина? Ведь мы и без того узнаем это, если наши юноши повезут тебя.
На эту ласковую речь герой ответил словами дружбы и доверия:
— Вы хотите знать, кто я, дорогие друзья, но я не знаю, откуда мне начать свой рассказ и где кончить его?
И с этими словами он назвал свое имя, свою родину и рассказал, к великому изумлению всех окружавших, всю длинную историю своих удивительных приключений.
Когда он кончил, все долгое время не могли промолвить ни слова, потрясенные его рассказом. Наконец, Алкиной нарушил молчание и произнес:
— Привет тебе, благороднейший из гостей, когда-либо посещавших дом мой! Если ты прибыл уже в мое жилище, то я надеюсь, что ты не собьешься больше с верной дороги и скоро забудешь все свои бедствия под кровом родного дома!
Речь эта всем пришлась по душе, и собрание стало расходиться, полное еще чувств, вызванных рассказом Одиссея. На следующее утро феаки отнесли все подарки па корабль, и сам Алкиной расставил их между скамьями, чтобы они не мешали гребцам. Затем все опять возвратились во дворец, где уже был приготовлен прощальный пир. Как только были совершены жертвы, началось пиршество, и слепой певец Демодок сопровождал его звуками своих дивных песен. Одиссей же часто поглядывал на окно, следя за движением солнца, и, как только оно стало спускаться, встал и сказал своему хозяину:
— Славный Алкиной, соверши жертвенное возлияние и отпусти меня! Корабль уже готов. Да благословят тебя боги, мне же пусть дадут они увидеть мою жену и сына!
С этими словами Одиссей перешагнул порог дворца; по приказанию царя, глашатай и три служанки сопровождали его на корабль, неся дары. Придя на корабль, Одиссей молча лег на приготовленное ему ложе, гребцы ударили веслами, и корабль понесся вперед, весело рассекая волны.
Лишь только заря возвестила начало следующего дня, корабль уже находился перед Итакой и скоро вошел в спокойную бухту, посвященную морскому богу. Феакийские юноши пристали к гроту, в котором жили морские нимфы, осторожно перенесли с корабля погруженного в глубокий сон Одиссея и положили его перед входом в грот, а рядом с ним положили все его подарки. Затем, не тревожа его сна, сели опять к веслам и направились обратно к дому. Но морской бог Посейдон, разгневавшись на них за спасение своего врага, обратился к Зевсу с просьбой разрешить ему отомстить им. Тот разрешил, и вот, когда уже корабль находился возле самого феакийского берега, внезапно из воли показался Посейдон, и, взмахнув рукой, опять скрылся под волнами. И корабль со всем, что находилось в нем, превратился в скалу, крепко сросшуюся с морским дном. Феаки, собравшиеся при виде подходящего корабля на берегу, долгое время не могли понять, почему он не двигается дальше. Но Алкиной, узнав об этом, с тревогой воскликнул:
— Горе нам! Вот когда сбылось над нами предсказание, о котором мне рассказывал еще мой отец. Со временем, говорил он, Посейдон гневаясь на нас за нашу помощь путникам, обратит в камень наш корабль и заградит наш город от моря скалами. Поэтому дадим клятву, что никогда больше не будем мы отвозить на родину странников, молящих нас о помощи: теперь же принесем в жертву Посейдону двенадцать быков, чтобы умилостивить его и отвратить от нас его гнев.
Феакийские мужи с ужасом выслушали эти слова и поспешно стали приготовлять жертвоприношение колебателю земли, Посейдону.
Библиотека