Лай, сын Лабдака из рода Кадма, был царем в Фивах. Он был женат на Иокасте, дочери фивапца Менокея, но не имел от этого брака детей. Страстно желая иметь наследника, он обратился к дельфийскому оракулу и получил от пего следующее предсказание:
— Лай, нет тебе благословения в детях! Боги пошлют тебе сына, но ты погибнешь от руки его. Горе тебе и твоим потомкам!
Лай в ужасе рассказал жене о страшном предсказании. Оба они были так смущены и напутаны им, что когда Иокаста действительно родила сына, то Лай не захотел даже взглянуть на него. Спустя три дня он приказал бросить ребенка в диких горах Киферона, и при этом собственной рукой проколол ему ступни, чтобы он не мог спастись. Но пастух, которому было поручено бросить его в горах, сжалился над ни в чем неповинным ребенком и передал его другому пастуху, который пас стада коринфского царя Полиба. Сам лее он вернулся во дворец и донес Лаю, что его приказание исполнено.
После этого королевская чета, думая, что ребенок погиб в суровых горах, забыла и думать о мрачном предсказании.
Между тем пастух Полиба заботливо перевязал ребенку израненные моги и назвал его по ранам Эдипом (Опухшие ноги). Сначала он ухаживал за ним сам, а потом передал его своему царю, который сильно привязался к мальчику и стал воспитывать его, как своего сына.
Сам мальчик, подрастая, был также вполне убежден в том, что он есть истинный сын и наследник Полиба. Поэтому он был сильно смущен, когда однажды какой-то старый подвыпивший коринфянин, рассердившись на него, сказал, что он не настоящий сын Полиба. Эдип сейчас же поспешил к царю и царице и потребовал от них объяснение непонятных ему слов; тщетно они разубеждали его и бранили старого болтуна — сомнение овладело душой юноши. Не находя себе покоя, он решил, наконец, отправиться к дельфийскому оракулу и вопросить его. Но это путешествие ие дало ему успокоения; напротив, Аполлон предсказал, что в будущем его ждет новое ужасное несчастье.
— Беги своего отца, сказал он юноше, — ибо, если ты встретишься с ним, то ты убьешь его и женишься на своей матери.
Объятый ужасом, Эдип не решился вернуться обратно в Коринф, боясь, что там совершится над ним злая судьба, предсказанная ему, и направил свой путь в Беотию.
Он шел пустынной, узкой тропинкой между Дельфами и Даулией, как вдруг па одном повороте встретил колесницу, в которой сидел старец с возницей и глашатаем. Возница грубо столкнул его с дороги, за что вспыльчивый Эдип сильным ударом сшиб его с колесницы. Тогда старец нанес Эдипу сильный удар по голове остроконечной палкой, бывшей в его руке, так что у него показалась кровь. Этот удар окончательно вывел Эдипа из себя; взмахнувши своей дорожной дубиной, он опустил ее с ужасной силой на голову старца, и тот, обливаясь кровью, мертвый пал со своего сиденья. Юноша был в полной уверенности, что убил просто упрямого беотийца с его слугой, так как старец не имел никаких знаков, которые бы указывали на его более высокое положение. На самом же деле это был Лай, король Фив, направлявшийся к оракулу в Дельфы; так исполнилось ужасное предсказание, два раза сделанное оракулом.
Незадолго перед этим около Фив появилось ужасное крылатое чудовище, называвшееся Сфинксом; спереди оно имело вид девушки, задняя же часть его была львиная. Это чудовище, сестра адского Цербера, поместилось на скале и оттуда предлагало фиванцам разного рода загадки. Если спрашиваемый не мог разрешить их, то Сфинкс разрывал его на куски; таким образом уже погиб родной племянник Иокасты, сын ее брата Креона, захвативший после смерти Лая власть в свои руки. Это бедствие побудило, наконец, фиванских князей объявить, что тот, кто освободит город от чудовища, получит в награду Фиванское царство и руку царицы.
Как раз в тот день, когда это было возвещено, Эдип, усталый от своих странствований, подходил к воротам Фив. Опасное приключение прельстило его, и, кроме того, он в силу ужасного предсказания оракула не особенно дорожил своей жизнью. Он смело поднялся на скалу и позволил Сфинксу предложить себе загадку; она гласила следующее:
— Назови мне животное, которое утром ходит на четырех ногах, в полдень на двух и вечером на трех! Сила и скорость его движений бывает меньше всего тогда, когда оно имеет большее количество ног.
Загадка не смутила умного юношу; он улыбнулся и сейчас же дал ответ.
— Животное это — человек, — сказал он, — который по утру своей жизни ходит на двух руках и двух ногах; в полдень своей жизни, когда он становится наиболее сильным, ходит на двух ногах, и к вечеру жизни, когда слабеет и становится стариком, он ходит с помощью палки, которая становится для него третьей ногой.
Но истинный смысл всего совершившегося был долгое время скрыт ото всех, и Эдип еще несколько лет счастливо правил Фивами. Наконец, боги наслали на страну чуму, против которой не помогали никакие средства. Испуганные фиваицы искали помощи и защиты против страшного бедствия у своего короля, которого они считали любимцем богов. Эдип, не будучи в состоянии ничего сделать, послал Креона в Дельфы вопросить бога о том, как избавиться от ужасной болезни.
Ответ оракула был неутешителен. Бог говорил, что на стране лежит тяжелым проклятием неотомщенное злодейское убийство Лая; он приказывал найти преступника и изгнать его из пределов страны. Эдип, на котором лежала обязанность примирить богов со страной, призывал всех сообщить все, что им известно об убийстве Лая, обещая за это большую награду и благодарность всей страны. Он позвал, кроме того, слепого Тиресия, пользовавшегося большим уважением и любовью за свой дар ясновидения. Слепой старец явился в сопровождении мальчика на народное собрание, где Эдип просил его навести их на след преступника.
Тиресий испустил крик отчаяния.
— Ужасно знание, — воскликнул он, — которое открывает познающему только преступление. Позволь мне молчать, и не пытайся открыть смысл изречения оракула!
Напрасно король просил старца открыть тайну, напрасно молил о том же народ, стоя на коленях, — ясновидец не произносил больше ни слова. Тогда Эдипа обуял гнев, и он осмелился оскорбить старца, назвавши его соучастником убийцы. Это обвинение заставило Тиресия прервать свое молчание, и он вскричал:
— Если ты хочешь знать это, так слушай! Ты сам тот изверг, из-за которого гибнет этот город! Ты — убийца царя! Ты опозорил свой род, женившись на собственной матери!
Эдип в своем ослеплении начал бранить прорицателя лжецом и шарлатаном, подкупленным Креоном, но тем суровее становились обличение Тиресия; он предрекал ему и всему его роду проклятие богов и, наконец, разгневанный, приказал своему мальчику увести себя. Между тем пришел Креон, и между ним и Эдипом завязалась перебранка, которую Иокаста тщетно пыталась прекратить. Она, со своей стороны, так же ослепленная, как и Эдип, громко проклинала Тиресия.
— Как мало знает этот прорицатель, — восклицала она, — лучше всего видно на этом примере! Мой первый супруг Лай получил некогда предсказание, что он умрет от руки сына. Но наш единственный сын погиб в пустынных горах трех дней от рождения, а мой муж был убит на перекрестке разбойником!
Эти слова глубоко поразили Эдипа.
— Лай был убит на перекрестке? — спрашивал он тревожно. — Опиши мне его вид, сколько лет было ему тогда?
— Он был большого роста, — отвечала Иокаста. — Первые старческие белые локоны украшали его голову, а своей осанкой и лицом он походил на тебя.
— Тиресий прав! — смущенно произнес Эдип, который впервые начал предчувствовать истину. Со страхом он начал расспрашивать дальше, но все признаки сходились, и ужасное предчувствие начало превращаться в уверенность.
Как раз в это время явился посол из Коринфа и сообщил, что отец Эдипа, Полиб, умер и освободившийся трон ждет его. Иокаста еще раз начала торжествовать.
— Так вот какова правдивость божеских предсказаний! — восклицала она. — Тебе было предсказано, что ты убьешь своего отца, а, между тем, он тихо скончался от старческой слабости в своей постели.
Но совсем иначе это известие подействовало на Эдипа, который сейчас же вспомнил подвыпившего коринфянина, впервые поселившего в нем подозрение о его происхождении. Посол рассеял в нем последние остатки сомнения. Это был тот самый человек, которому пастух Лая передал ребенка вместо того, чтобы бросить его в пустынных горах. Он легко смог доказать Иокасте и Эдипу, что последний, хотя и был наследником Полиба, но был не родным, а только приемным сыном его.
Теперь все сомнения были развеяны, и весь ужас его поступков предстал перед глазами Эдипа. Оглашая воздух криками отчаяния, метался Эдип по улицам города, прося всех попадавшихся на его пути дать ему меч, чтобы умертвить себя и свою мать. Но все с ужасом сторонились его, и он, измученный, вернулся во дворец. А там его ожидало уже новое ужасное несчастье; Иокаста, подавленная сознанием своего ужасного, хотя и невольного преступления, повесилась, и Эдип нашел только ее холодный труп. Со стонами освободил он из петли тело и, положив его на землю, снял золотые застежки, бывшие на груди Иокас-ты. Высоко подняв их правой рукой, он проклял в безумии себя и свое зрение и с силой воткнул золотые острия застежек в свои глаза, пока из них не брызнул поток крови. Затем он приказал вывести себя из дворца и отвести на площадь, чтобы покаяться перед народом в своих преступлениях, сделавших из него проклятие для всей страны. Слуги исполнили его желание, но народ встретил своего любимого царя с состраданием, и никто не выказал ему ни малейшего презрения. Сам Креон поспешил к нему, чтобы выразить свое сочувствие.
Подавленного горем Эдипа тронула эта доброта; он передал свой трон Креону, который должен был царствовать до тех пор, пока не подрастут сыновья Эдипа, и просил у него защиты и покровительства для своих дочерей. Он просил похоронить свою несчастную супругу и дать ему провожатых, которые отвели бы его на гору Киферон, где он хотел кончить жизнь согласно воле богов.
Креон исполнил его просьбу, и уже на следующее утро Эдип отправился в путь, желая как можно скорее окончить все расчеты с жизнью, сделавшейся для него одним сплошным позором. Обе дочери, Антигона и Йемена, провожали его до самых ворот города и со слезами умоляли его вернуться назад. Но он был неумолим, и тогда, в момент расставания, Антигона заявила, что будет и дальше сопровождать его; она уговорила свою младшую сестру Йемену остаться с братьями и своими заботами заменить им погибшую мать.
И вот Антигона отправилась с отцом на чужбину, разделяя с ним нужду и голод во время долгих странствований по безводным пустыням и диким лесам. Вместо того, чтобы наслаждаться беззаботной жизнью у братьев, нежной девушке приходилось теперь страдать под палящими лучами солнца и проливными дождями, отдавая последний кусок хлеба несчастному отцу. Дорогой Эдип переменил свое намерение и решил прежде всего посетить оракула Аполлона; там ему было предсказано, что он получит успокоение не прежде, чем придет в назначенную ему страну, где суровые богини Эвмениды прекратят свое преследование и оставят его.
Выполняя предсказания бога, бродил Эдип по греческим странам, питаясь милостыней, которую подавали ему и его дочери сострадательные люди.
После продолжительного странствования они пришли в афинскую область Колон. Там находилась, как они узнали у жителей, роща Эвменид, под именем которых афиняне чтили Эринний. В Афинах в это время царствовал славный Тезей; узнав о прибытии Эдипа, он сейчас же поспешил в Колон и дружелюбно встретил несчастного странника.
— Мне небезызвестна, бедный Эдип, твоя судьба, — сказал он, — и она глубоко трогает мою душу. Скажи мне, чего ты хочешь в Колоне. — Дай мне убежище, о царь, и могилу — вот все, в чем я нуждаюсь теперь, — ответил Эдип.
Тезей предложил ему или отправиться с ним в Афины, или остаться в Колоне; Эдип избрал второе, так как предчувствие говорило ему, что здесь суждено ему найти последнее успокоение. Царь охотно исполнил его желание, — и Эдип, полный благодарности, произнес торжественное благословение над Афинами; затем он попросил проводить его на то место, где он должен был умереть.
В сопровождении своей дочери и избранных граждан Колона углубился он в мрачную темноту рощи Эвменид. Не было нужды вести Эдипа; двигаемый какой-то чудесной силой, слепец шел один впереди всех и указывал остальным дорогу к месту, предназначенному судьбой.
В середине этой рощи находился ход под землю, к прикрытому отверстию которого со всех сторон сходилось множество тропинок; этот ход, как гласило сказание, вел в подземное царство. Здесь остановился Эдип; он снял свое запыленное платье, смыл с себя всю грязь и пот, накопившиеся за время его долгих скитаний и облачился в красивые одежды, подаренные ему Тезеем.
Когда он кончил омовение и переодевание, внезапно из-под земли раздался удар грома и в воздухе прозвучал повелительный голос:
— Не медли более, Эдип!
Нельзя было решить, откуда прозвучали эти слова, с неба или из-под земли.
Эдип, услыхав их, подозвал к себе Тезея и вложил в его руку руку своей дочери, прося его взять ее под свое покровительство и защиту.
Затем он простился с окружающими и приказал им, не оборачиваясь, удалиться от него. Только один Тезей мог подойти с ним к самому отверстию преисподней.
Антигона и колонские граждане молча исполнили его приказание и удалились от него, не смея повернуть назад своих взоров.
И тогда произошло великое чудо. Темное отверстие подземного царства тихо и бесшумно поглотило Эдипа, и он плавно, как на крыльях, начал спускаться в глубину. Тезей стоял около края отверстия, закрыв рукою глаза, точно стараясь защитить их от яркого видения. Совершив короткую молитву, король подошел к Антигоне и уверил ее в своем покровительство. После этого он возвратился вместе с ней в Афины, откуда через некоторое время отправил ее, по ее желанию, в Фивы.
Так тихо и мирно закончил свою полную испытаний жизнь страдалец Эдип.
Библиотека